АПЛ «Курск». Как это было.

Поделиться в соц. сетях

Курск 1

12 августа 2000 года, 11 часов 28 минут и 27 секунд по среднеевропейскому времени. Стрелки чуткого сейсмографа в Норвегии резко вздрагивают, фиксируя сотрясение дна в Баренцевом море. Через 135 секунд – новый, гораздо более мощный толчок. Что это? Землетрясение в международных водах? Взрыв? Многое неясно. А тем временем в нескольких десятках километров от берега подводный атомный крейсер “Курск” с бортовым номером 141 с развороченной носовой частью ложится на грунт. Ему неглубоко – что такое 108-метровая отметка для гиганта длиной в 154 метра и весом в 18 000 тонн? Но крейсер – уже покойник. И 69 градусов и 40 минут северной широты, 37 градусов и 35 минут восточной долготы – это координаты его безмолвной могилы…

Катастрофу такого масштаба ныне скрыть невозможно. Мировые информационные агентства уже давно разнесли печальную весть о взрыве на борту крупнейшей российской подлодки, идет обмен версиями, строятся предположения о последствиях. Точных данных нет, так как место гибели окружено плотным строем российских военных кораблей, проводивших в то время на этой акватории свои учения. Лишь два дня (ДВА ДНЯ!) спустя командование ВМФ России дает скупые комментарии: “В Баренцевом море имеются неполадки на атомной подводной лодке “Курск”. “Курск” лежит на морском дне. Атомного оружия на борту нет. Уровень радиоактивности в норме…”

И вот мы стали на год старше. Сколько вранья на эту скорбную тему, сколько трусости довелось нам увидеть, прочитать и услышать за это время! Правды же пока не сказал никто, кроме того самого норвежского самописца. Да еще президента Путина, который на лобовой вопрос зарубежного корреспондента, что случилось с подлодкой, дал вместе с джокондовской полуулыбкой исчерпывающий ответ: “Она утонула”.

Сегодня, в разгар работ по подъему того, что кем-то там наверху решено изъять из пучины, в водах Баренцева моря вновь многолюдно. Никогда не забуду и не прощу телекомментатору его восторженно-безнравственной фразы: “Сейчас мы находимся точно над тем местом, где на дне лежит “Курск”. Впрочем, не он первый, не он последний в этом бойком микрофонном племени. Но почему, почему все без исключения телеканалы считают эту тему заглавной для своих новостных выпусков? Неужели страна живет только этим? Неужели родственникам погибших моряков не доставляют новых мук торопливые комментарии в духе того, что “найденные фрагменты тел будут собираться на этом госпитальном судне, а затем, возможно, их повезут на опознание в ростовскую лабораторию”? Ту самую, военно-чеченскую…

Впрочем, не буду за родственников, за всю страну. Скажу лишь, что мне все это не нужно. Скажу вместе с бывшим командующим флотилией атомных подводных лодок Северного флота Е.Черновым, что “правды мы не узнаем – наоборот, все идет к тому, чтобы ее никто не узнал, иначе никак не объяснить то, что носовую часть “Курска” собираются отрезать именно в том месте, где находится поврежденное место, то есть кто-то очень хочет уничтожить эту единственную улику, без которой не узнать настоящей причины гибели лодки”.

Порой я прихожу к мнению, что вовсе не 118 моряков оказались на дне. Как это ни кощунственно кому-то покажется, моряков мне жаль даже меньше, чем пассажиров разбившихся самолетов. Ведь морская могила – осознанно-вероятный выбор для многих из них, и вот теперь их души воспарили в выси…

А на дне – не в буквальном, конечно же, смысле – оказалась вся наша больная страна Россия, которая и хочет, и не хочет выплыть. Начиная с принятия лживого заупокойно-советского гимна, с хоровода неправд вокруг “Курска” и вплоть до унизительно-силового спектакля вокруг коммунистического корейского бронепоезда, явившегося в новую Россию словно из сталинского безвременья…

Курск 2

По боевому расписанию Колесников — командир отсека. И он ясно понимал, что шансов практически нет. Но на листе из его блокнота поименно указаны оставшиеся в живых, все расписаны по боевым номерам. Средства спасения ими были использованы полностью… И никакого надрыва, лишь в конце — три строчки для жены.

Колесников и те, кто по готовности номер один (перед торпедной атакой) находился вместе с ним в кормовых отсеках, могли и не знать, что случилось с лодкой. Скорее всего связь с центральным постом и носовыми отсеками была парализована уже первым взрывом. Расшифровка акустических сигналов показывает, что его мощность могла достигать одной килотонны (100 килограммов обычной взрывчатки). Уже в этот момент был обезглавлен главный командный пункт, выведены из строя системы гидравлики, связи, освещения, сработала аварийная защита реакторов. Подводная лодка фактически стала неуправляемой. Спустя две с небольшим минуты те, кто выжил и успел прийти в сознание, приняли на себя еще более чудовищный удар — как теперь установлено, сдетонировал боезапас в торпедном отсеке. Обе аккумуляторные батареи (в первом и втором отсеках) — резервный источник питания — взрывом были попросту вынесены.

По результатам проведенных осмотров корпуса, анализа подводной видеосъемки и сложных научно-технических и криминалистических экспертиз (в том числе поднятых со дна фрагментов оборудования и вооружения первого отсека) установлено, что взрыв боезапаса в торпедном отсеке («второе сейсмическое событие» на языке гидроакустиков) произошел ДО столкновения «Курска» с грунтом. То есть причиной этого катастрофического взрыва стал некий внутренний процесс, в течение двух с половиной минут развивавшийся в торпедном отсеке. На скалистом дне Баренцева моря подлодка оказалась уже с развороченной носовой оконечностью. Причем взорвался не весь боезапас, подчеркивают специалисты, а только часть (не более половины) торпед, находившихся в первом отсеке. В ином случае, как показали расчеты и натурные эксперименты, прочный корпус лодки «получил бы ускорения, не совместимые с жизнью человека». Другими словами, после второго взрыва никого в живых на лодке не осталось бы. А как следует из записки капитан-лейтенанта Колесникова, 23 человека в кормовых отсеках какое-то время были живы.

Дольше всего люди могли продержаться в шестом отсеке, на резервном пульте управления главной энергетической установкой (ГЭУ) — к такому выводу склоняются те, кто хорошо знает конструктивные особенности корабля и распорядок боевой службы. Особо прочные конструкции реакторного отсека и специальной выгородки должны были выстоять и смягчить ударные нагрузки от первого и второго взрывов. Может, именно оттуда и доносились последние «SOS». Так это или нет, можно было бы сказать, сопоставив штатное расписание шестого-девятого отсеков (24 человека) и составленный Колесниковым список уцелевших после второго взрыва. Эти имена известны, но они не разглашаются. Насколько можно понять из контактов со специалистами, главное внимание комиссии в последнее время сконцентрировано на выяснении природы «первого сейсмического события». Гипотетическая возможность внешнего воздействия на один из снаряженных торпедных аппаратов — непреднамеренное столкновение, сорвавшаяся с якоря мина Второй мировой войны, попадание ракеты с надводного корабля — до конца не исключается, но превалируют аргументы за то, что это была нештатная ситуация ВНУТРИ первого отсека и скорее всего не с практической (учебной), а с боевой торпедой.

Курск 3

Как это ни тяжело, но мы должны быть готовы к тому, что подтвердится худшее для флота, для России и для каждого, кто ощущает себя ее гражданином, предположение: причиной гибели корабля стала неисправность его собственного оружия или роковая ошибка оператора. 12 августа 2000 года случилось то, что не должно было случиться ни при каких обстоятельствах. В этом уверяли нас и самих себя ученые, конструкторы, кораблестроители, флотские начальники, руководившие учениями. С этой верой выходил в море экипаж «Курска». Но это случилось. А коли так, самое важное сейчас — не ведомственные разборки между правыми и виноватыми, не безадресные проклятия «губителям флота Российского», пересыпанные псевдопатриотическим пафосом, а принятие неотложных, исчерпывающих мер, чтобы не пришлось тревожиться за экипажи «Воронежа», или «Белгорода», или кого-то другого, отправляющегося в поход.